Немухин В.Н. Доктор Живаго. 1959-1960
Немухин Владимир Николаевич
(родился в 1925)
Доктор Живаго
1959-1960
Собрание Людвигов
Это не просто очень красивая картина. Это гражданский акт. В октябре 1958 года писателю Борису Пастернаку была присуждена Нобелевская премия за его роман «Доктор Живаго», появившийся в свет в миланском издательстве. Это сложное символистское произведение было посвящено судьбам российской интеллигенции от начала XX века до Великой Отечественной войны. В нем были затронуты главные и больные проблемы советской истории, взаимоотношения интеллигенции и революции, христианства, еврейства, жизни и смерти в целом. Присуждение роману премии вызвало бурю негодования в официальной литературной среде, произведение было отвергнуто в печати, а Пастернак подвергся жестокой травле. Его объявили клеветником, предателем, вынудили отказаться от премии. При этом те, кто судил писателя, романа даже и не читали, просто делали то, что им было велено сверху. Позже кампания по шельмованию Пастернака, которая, собственно, и привела его к смерти, получила емкое саркастическое название «Не читал, но осуждаю!». В разгар этой вакханалии Немухин, который, в отличие от многих, прочитал роман в самиздате, создает свое полотно, которое может быть расценено однозначно: «Читал и одобряю! Не просто одобряю – глубоко понимаю, чувствую, сопереживаю и храню в себе».
Владимир Николаевич сейчас имеет репутацию одного из патриархов московского нонконформизма. Он одним из первых в поколении «шестидесятников» начал писать абстрактные композиции, экспериментировать в области цвета и света, искать новые формы в живописи, выходя далеко за рамки дозволенного в советском официальном искусстве. Обвинения в «формализме» и «космополитизме», которые так щедро навешивались на Пастернака, относились и к нему. В изумительно красивых и сложных абстракциях Немухина всегда читается образ. В случае этой картины – это пространство Юрия Андреевича Живаго. Всмотритесь в эти изобразительные коды: углы, перекрестки, загогулины, арки, подворотни, бесконечные пути и тупики, асимметрия и дробные ритмы, - все эти фактурные находки отсылают к текстуре города, все в совокупности напоминает чарующую неровность, шероховатость, вязкую причудливость старой Москвы и изломы, разрывы, провалы, катастрофы Москвы новой.